"Давар" - Харьковский еврейский портал

Евгений Биневич

ЗАГАДКИ ЕВРЕЙСКОГО ТЕАТРА

Основателем еврейского театра по праву считается Авром Гольдфаден — поэт, композитор, драматург и режиссер, первые спектакли труппы которого состоялись в Яссах осенью 1876 года. Но!..
В восьмой книге Библиотеки журнала "Театр и искусство" за 1913 год началась публикация "Записок еврейского антрепренера" А.Фишзона, к которым редакция сделала следующее примечание: "Автор, по справедливости, должен считаться основателем еврейского театра в России". И в доказательство этого Фишзон приводит свою первую афишу:
Бердичев
С дозволения начальства
В субботу, 4 октября 1875 года
по желанию публики дан будет
- ЕВРЕЙСКИЙ КОНЦЕРТ -
под управлением А.Фишзона
с участием еврейских хористов.
Театр помещается в зале гостиницы "Золотые Берега".
Цены местам: кресла 1-х и 2-х рядов 1 руб., 3-х и 4-х — 75 к., за скамейки — 30 к.

"Вот эта афиша, — пишет А.Фишзон, — знаменует начало еврейского театра. Не только в России, но я нисколько не преувеличу, если скажу — во всей Европе... Из моего дальнейшею очерка вы увидите, что основателем еврейского театра не был Гольдфаден..." (А.Фишзон. Записки еврейского антрепренера // Библиотека Театра и Искусства, СПб, 1913, кн.VIII, с.3-4).
В ту пору пятнадцатилетний Алтеруне Фишзон учился в хедере, пел в синагогальном хоре. После светского концерта главного кантора Шпицбера Фишзон начал сочинять свои песни, исполнял их перед родными. "В это время была в Бердичеве табачная фабрика, — продолжает рассказ Фишзон. — Там работал молодой человек Срулик Розенфельд... Он был красив, одевался в немецкое платье, носил сапожки со скрипом, шапочку набекрень. Это был затейник большой руки, по субботам он вместе со своими товарищами устраивал разные увеселения..."
Срулик стал водить Алтера в разные дома, где его исполнение пользовалось большим успехом, что, несомненно, льстило самолюбию подростка. Вскоре Срулик предложил устроить концерт — не дома, а в настоящем театральном зале. Он-то и состоялся 4 октября 1875 года. Успех был огромен. Решили совершить с "концертом" турне по разным городам и местечкам. Играли в Житомире, Черкассах, Кременчуге, Белой Церкви и даже в Киеве. Повторяясь, эти концерты превращались в театральное представление с определенной драматургией.
В Житомире их спектакль посетили поэты Ицхок Линецкий и Авраам Гольдфаден. Гольдфаден подарил Фишзону свой фельетон, который потом стал комедией "Бабушка и внучка", а Липецкий — книжку своих стихов.
Поначалу бабушку Бунцу играл Срулик, а Фишзон — внучку Уделе. В Житомире же. но уже во вторые гастроли, они познакомились с нищим уличным певцом Давидом Блюменталем, которого пригласили в свою труппу. Он стал играть свата Тойве-Шмая.
В Кременчуге Срулик влюбился в Ентель Вительштейн, и ее отец разрешил ей выступить в роли внучки. Фишзон стал Бабушкой, а Срулик — возлюбленным внучки. Их счастью мешало отсутствие у Срулика разрешения от раввина на их брак. Но вскоре "Срулик весь в слезах бросился мне на шею, — вспоминал Фишзон... - Узнать у него в чем дело очень трудно, так как слезы душат его и не позволяют ему ни слова вымолвить..." Оказалось, что он уже пять лет живет по подложному паспорту, а теперь брат привез ему настоящий, да еще и разрешение могилевского раввина, откуда они родом, на венчание. "Вынув из кармана старый билет.., он зажег спичку и сжег старый паспорт... Теперь мы все узнали его настоящую фамилию... Исроэль Гроднер" (Там же, кн.XII, с.6). Ентель Вительштейн вышла за него замуж и стала на сцене Анетой Гроднер.
В Староконстантинове на их спектакль вновь пришел Гольдфаден с родителями, у которых он тогда гостил. "Благословен будь Бог, что я дожил и вижу, что мои мертвые и немые буквы воплотились в живых, движущихся людей, — со слезами на глазах сказал автор... — Эти лица живут... живут". "После спектакля пригласил он нас к себе, — вспоминал Фишзон, — беседовали о разных разностях... Наконец, он сказал нам: "Дети, сколько, например, нужно ежемесячно на жизнь вам, чтобы вы поехали со мной в Румынию? К чему вам эти муки, хлопоты с разрешением? Там, в Румынии, ничего этого не нужно... Там можно свободно играть"... На следующий день все было уложено. Мы оставили наш театр, "заезжий двор" и, не закончив даже намеченных спектаклей, уехали..." (Там же, кн.XII, с.13-14). Такова версия Фишзона.
Все исследователи творчества Гольдфадена, ссылаясь на его мемуары, пишут, что в Яссах, куда он перебрался в 1876 году, публика весьма интересовалась бродеровскими певцами, исполнявшими, в том числе и песни Гольдфадена. Среди них выделялся Израиль (Исроэл) Гроднер, иногда "инсценировавший" эти песни. Гольдфадену пришла в голову мысль соединить свои песни каким-нибудь сюжетом. Пригласили подростка Шохор Гольдштейна, который работал у седельщика и который теперь стал играть женские (девичьи) роли. К осени 1376 года первый такой спектакль был готов. Выступали в Ботошани, Галаце, где к ним присоединилась Софья Карп, согласившаяся выйти на сцену, не произнося слов. Специально для нее Гольдфаден написал пьесу "Немая невеста". Вскоре она вышла замуж за Гольдштейна и приняла его фамилию.
Так начинался театр Гольдфадена.
Возникает два вопроса:
1. С кого вести отсчет начала еврейского театра?
2. То, что существовал один Исроэль Гроднер, сомнений не вызывает. Но как совместить то, что мы знаем о нем из мемуаров Фишзона и Гольфадена?
"Мы, слава Богу, играем в Бухаресте, — продолжает Фишзон. — Передать вам, какой успех мы имели там, совершенно лишнее. Достаточно напомнить вам, что вся русская армия была там. Сотни тысяч евреев: подрядчики, маркитанты, служащие и представители контор, банкиры..." Так продолжалось до 15 января 1878 года. Война с турками закончилась. Зрители разъехались по домам. Гроднер предложил ехать в Одессу: "Раз мы открыли театр в Румынии, — говорил он, — то в России тем паче откроем..." "Срулик нанял большую залу; она находилась на Ришельевской улице, — рассказывал Фишзон. — Невозможно передать, что тогда творилось в Одессе. Играли не только по субботам, но ежедневно. Люди ночевали у кассы, чтобы иметь возможность достать билеты, но крайней мере, на пятый день" (Там же, кн.XII. с.16-17).
Вскоре из Румынии приехал Гольдфаден и присоединился к ним. Играли в Одессе до весны 1880 года. Гольдфаден и его актеры утвердились в своем профессионализме, уверовали в себя и решили познакомить с еврейским театром другие города России. 25 марта труппа покинула Одессу. Ей предстоял долгий путь: Херсон — Николаев - Вильна — Елисаветград — Харьков — Москва — Минск — Бердичев — Ковно — Винница - Динабург — Чернигов — Бобруйск — Петербург и пр. Кстати, в Петербурге группа работала девять месяцев — с 23 июля 1881 г. по 24 апреля 1882-го. "Половина артистов осталась в Одессе, а со второй половиной Гольдфаден поехал в Петербург, — писал Фишзон — Успех был громадный..." (Там же, кн.XII, с.19).
И тут возникает новая загадка. У меня нет никаких оснований ставить под сомнение истинность воспоминаний Фишзона, но дело в том, что ни его имя, ни имена Гроднеров ни разу не встречаются ни в одесской прессе, ни прессе тех городов, в которых проходили гастроли труппы.
Но в 1883 году представления на жаргоне были запрещены, а в 1905-м вдруг возникла дискуссия о причинах запрета.
Весной того года, впервые после Гольдфадена, в Петербург "прорвалась" труппа Якова Спиваковского. В связи с их приездом рецензент "Петербургской газеты", видевший еще спектакли гольдфаденской труппы в столице, вспоминал: "Еврейская публика буквально ломилась на эти спектакли, и дела первого насадителя еврейской драматургии г. Гольдфадена были, по-видимому, блестящи. И долго, быть может, продолжалась бы благополучие этого театра в Петербурге, если бы один спектакль [то был "Доктор Альмосадо" — Е.Б.] не посетил тогдашний петербургский градоначальник, покойный генерал Грессер. Видит он, что один из еврейских актеров стоит на сцене, поет какие-то куплеты и плачет, а с ним вместе плачут и заливаются слезами почти все зрители в театре. Вот и спрашивает генерал Грессер: "О чем это публика ваша так плачет?" — "Изволите ли видеть, ваше превосходительство, — ответил Гольдфаден, - актер поет на сцене о том, как еврей всюду изгнан, не имеет пристанища, как ему отовсюду говорят: "Иди! иди!", и в результате ему некуда голову склонить, и он остается без куска хлеба". Генерал Грессер нахмурился и решительно заметил: "Ну, если вы жалуетесь, что у вас нет хлеба, так вам не надо и зрелищ". (Еврейский театр в Петербурге // Пб.газ., 1905, 8 марта).
В то же примерно время, в связи с другим событием в жизни еврейского театра - разрешением Фишзону и другим группам вновь играть на жаргоне, в "Одесских ведомостях" появилась заметка, которую тут же перепечатал "Восход" и в которой говорилось: "В настоящее время выяснилось, что виновником этого запрещения был миссионер лондонского общества д-р Бен-Цион. Последний, прибыв в 1882 г. в Одессу и посещая спектакли еврейской труппы в Мариинском театре, задумал эксплоатировать этот театр для своей миссионерской деятельности. Он написал несколько пьес миссионерского содержания, добился разрешения постановки их на сцепе и явился к Гольдфадену с предложением поставить их. Гольдфаден отказался от этого, и вскоре в министерство посыпался целый ряд жалоб на Гольдфадена, в результате которых последовал запретный циркуляр". (Возрождение еврейского театра // Восход. СПб. 1905, №4, с.49-50).
Вскоре в журнале появилось опровержение И.Пружанского, который в ту пору "был очень близок" к дирекции Мариинского театра, "знал всех артистов, артисток, драматургов, — словом знал всю его закулисную сторону". Он утверждал, что во время запрета еврейского театра Гольдфаден уже "никакого касательства к еврейскому театру в Одессе не имел", что близко знал Бен-Циона и что тот "далеко не был таким наивным человеком, чтобы полагать, будто в Одессе со сцены еврейского театра можно евреям проповедовать христианство", но, "вообразив себя драматургом'', Бен-Цион действительно написал одну пьесу, "очень плохую, скучную, снотворную пьесу", только потому и не увидевшую света рампы, а не потому, что она имела какое-то отношение к миссионерству. ''Что же касается до "доносов" д-ра Бен-Циона на еврейский театр, — писал Пружанский, — то он, я полагаю, был гораздо выше доносов... И в такое время, чтобы закрыть еврейский театр, нужны разве доносы?" (И.Пружанский. О возрождении еврейского театра // Там же, №8, с.45-46)
Сказать, кто из троих прав, сейчас очень трудно. Инцидент с петербургским градоначальником, вероятно, таких глобальных последствий не имел. Просто труппа Гольдфадена покинула столицу и вернулась в Одессу. Что же касается доносов Бен-Циона, то в театральной хронике Одессы той поры этот конфликт почти не освещен, но имя миссионера пару раз в ней встречается. "Готовится к постановке известная пятиактная трагедия "Сильвио Пелико", переведенная на еврейский язык Г.Бен-Цви /псевдоним/. Пьеса эта посвящается эпохе борьбы римлян с евреями, совпадающей с первоначальным развитием христианства", — говорилось в заметке "Одесского вестника" еще в 1882 года. (Еврейский театр // Од. вест. 1882, 9 марта)
В марте 1882 г. Гольдфаден еще был в Петербурге. Следовательно, Бен-Цион пытался поставить свою пьесу в труппе О. Лернера.
Хроника событий такова: труппа А.Гольдфадена, вернувшись из столицы, играла в "Зале ремесленников", а труппа Осина Лернера — в Мариинском театре. 31 января труппой Лернера был дан последний спектакль, после чего она уехала в Кишинев. "Сторонники еврейского театра весьма сожалеют об отъезде труппы г. Лернера, — писал "Одесский листок", — старавшегося придать своему репертуару просветительное значение" (Иск. и лит-pa // Одесский листок. 1883, 29 янв.)
Труппа А.Гольдфадена перебралась в Мариинский театр, где играла до 23 февраля, а затем уехала из Одессы. 26 февраля в Мариинском театре начались спектакли труппы О.Лернера, который отказался от антрепренерства. Эту труппу теперь возглавил премьер труппы Зелик Могулеско. "С сегодняшнего числа возобновляются в Мариинском театре представления еврейской труппы, возвращающейся на днях из Кишинева. — сообщал "Одесский листок". — Как нам сообщают, группе этой обещана субсидия лондонского миссионерского общества, и главным руководителем ее будет местный агент этого общества Бен-Сион, который намерен поставить целый ряд пьес, имеющих исключительную цель — ознакомление еврейской массы с сущностью христианства" (Там же, 26 февр.).
На самом деле спектакли открылись "Каторжником" Н.Шайкевича. Потом последовали "Еврейский пан" Н.Шайкевича, "Маменькина дочь" А.Гольдфадена; 16 марта сыграли премьеру комедии "Сам себя надул" ("Ревизор" в переделке Н.Шайкевича), 2 апреля — "Раши" Н.Каценеленбогена, 5 мая -"Бар-Кохба" А.Гольдфадена, 6 августа - "Одержимый бесом" ("Дер Дибук") И.Латейнера и др. 10 сентября, перед отъездом из Одессы, труппа дала "Большой концерт".
А сообщение о запрете еврейских спектаклей впервые бы­ло опубликовано петербургским "Суфлером" 18 сентября с довольно-таки неясной формулировкой: "По распоряжению товарища министра внутренних дел, генерал-лейтенанта Оржевского, воспрещается давать впредь театральные представления на еврейском наречии. Оказалось, что представление некоторых пьес на этом наречии, хотя прежде и разрешенных, ныне представляется весьма неудобным".
Таковы версии. Но наиболее, как мне кажется, близким к истине является толкование запрета, данное обозревателем "Театральной России" Г.Аграевым: "В 1883 году министр внутренних дел граф Н.П.Игнатьев закрыл еврейский театр. Почему? Сначала все связывали с еврейскими погромами. Это "была та смутная пора", когда антисемитизм бюрократии только еще начинал присыпать свое немного разгоревшееся лицо пудрой из белого пуха еврейских перин. Но какое отношение имели погромы к еврейскому театру и обратно? Кому были опасны еврейские пьесы? Громилам? Растерзанным евреям? Один из известных адвокатов, глубокий пессимист, говорил по этому поводу: "Тогда деятельно принялись за искоренение еврейского духа! Пьесы шли на жаргоне и все-таки поддерживали дух. Вот их и пристукнули" (Г.Аграев. Еврейский театр // Театральная Россия. СПб, 1905, №10, с.150).