Три песни на одну мелодию

О происхождении шлягера “Койфт жэ папиросн”

  Дмитрий ЯКИРЕВИЧ, Иерусалим

  У каждой эпохи в жизни народа — свои музыкальные символы. Зачастую это популярные песни, авторские или народные. Скажем, в начале 20-го века для многих евреев одним из таких символов была песня “C’лойфн, с’йогн шварцэ волкнс” (“Бегут, мчатся чёрные тучи”). Её авторы: композитор Иосиф Ахрон, один из зачинателей еврейской профессиональной музыки, и Гирш-Довид Номберг, замечательный еврейский поэт, общественный деятель, один из главных организаторов знаменитой всемирной Черновицкой конференции еврейских интеллектуалов, на которой язык идиш был провозглашён национальным языком еврейского народа. Я не буду подробно останавливаться на этой, увы, забытой песне  и на её незаслуженно забытых выдающихся авторах. Отмечу лишь, что в те времена в центре внимания стояла “литературная песня”, что предполагало строгие требования по части языка, музыки и содержания. Речь шла не о снобизме или желании авторов и критиков противопоставить себя народу. Наоборот, многотысячные образцы еврейского фольклора задавали чёткие критерии, определявшие лицо нашей культуры. А само направление “литературной песни” возникло, как реакция на безудержную халтуру, так называемый шунд, атаковавший концертные площадки. Спекулировавший на вкусах отсталой части еврейского общества. Апеллировавший к “развлекательности”, “задушевности”, “театральности”, за которыми видные деятели культуры того времени без труда разглядели пошлость, непрофессионализм, безголосость, низкий уровень языка, убожество музыкальных ходов.

Позднее, в 20-е годы, в еврейских домах воспроизводили многочисленные хоровые произведения тех лет. Исполнявшиеся сотнями, если не тысячами профессиональных и самодеятельных хоров в Польше, СССР, США, Литве… Это были также и очень популярные тогда песни еврейского рабочего движения. Потрясающие “Камфсгэзанг” (на  слова Мориса Винчевского) и “Швэстэр ун бридэр” (на слова Шлойме Ан-ского) вполне могут считаться символами того времени.

Становится жутковато, когда узнаёшь, что в наши дни на вопросы слушателей курсов клезмерской музыки: а как было у евреев с хоровым пением?– лекторы отвечают, что такого жанра не было. 

Тематическое разнообразие песенной культуры ушедшей эпохи  отразилось в широчайшей палитре великих авторов конца 19-го – начала 20-го века: А. Гольдфадена, М. Варшавского, Н. Штернхейма, Ш. Ан-ского, М. Винчевского, А. Рейзена.

В 20-х – 30-х годах в самые отдалённые уголки еврейского мира проникают из Кракова мелодии Мордхэ Гебиртига. Они наполняют новыми сюжетами и красками  жизнь простых людей. А символом тех лет становятся, наверное, “Киндэрйорн”, неведомо как просочившиеся сквозь железный занавес. Их поют во всех еврейских домах. Как и сотни других песен самого Гебиртига, и десятков других авторов.

В послевоенной жизни советских евреев, тех, что сохраняли связь со своей культурой, оставались популярными, в основном,  мелодии, пришедшие с довоенных времён, а также созданные уже в 50-х годах.

В 1959-м году произошло событие, во многом изменившее вкусы и само представление о еврейской певческой культуре в среде советских евреев. На исходе лета в Москве прошла американская промышленная выставка, на открытие которой прибыл вице-президент США Ричард Никсон. Как и всякое подобное мероприятие, оно сопровождалось культурной программой. И вот в ней-то и содержался неожиданный сюрприз: концерты сестёр Бэрри. А копии с их дисков (на снимке) быстро разошлись по стране.

Репертуар этот оказался довольно разнообразным и сильно отличался – также и по манере исполнения – от того, к чему привыкли советские евреи. Но в основном: обработки шлягеров из довоенных американских еврейских водевилей и ресторанов, а также некоторых традиционных ритмичных мелодий, звучавших уже на протяжении полувека и более. Манера же исполнения очень подкупала: это был свинг, наложенный на еврейскую фактуру.

С тех пор для советских евреев весь указанный материал стал визитной карточкой нашей песенной культуры. Несмотря на то, что выдающиеся советские мастера еврейского вокала – М. Эпельбаум, М. Александрович, З. Шульман, М. Гордон, Б. Хаятаускас, Н. Лифшиц,– предлагали в своих программах нечто другое, скажем прямо, олицетворявшее магистральное направление в контексте еврейской культуры: “литературную песню”. К тому же отточенность их языка, сошедшая прямо с подмостков Московского и других  ГОСЕТов, осталась непревзойдённой, боюсь, уже навсегда. Но теперь в качестве одного из символов на долгие десятилетия утвердилась неизвестная дотоле в советской среде песня “Койфт жэ папиросн”. Шлягер стал очень популярен в среде советских евреев, и порой приходится слышать, что эту песенку пели до войны наши бабушки. Но в данном случае имеет место определённая аберрация, вызванная присутствием шлягера в репертуаре практически всех русско-еврейских ресторанов и вообще исполнителей “идишской” песни в наши дни. Песни, которая уже буквально обросла мифологией. Появилась она в 20-х годах, а в Европе и США стала известной, как отмечает профессор Дов Ной, после 1933-го года.

Шлягер полюбился и нееврейским слушателям, для которых еврейские слова, перемежающиеся с русскими, слышались, как “Купите, КОЛЬЦА, КОЛЬЦА, папиросы”. На фоне того, что в наши дни в русско-еврейских ресторанах мы слышим постоянно: “Купите, койфЧЭН, койфЧЭН, папиросн” –  ничего страшного в этом нет: всё-таки “кольца” – вполне осмысленное слово, в отличие от не существующего ни в одном языке мира “койфЧЭН”. 

В течение многих лет почти не публиковались данные об авторе “Папиросн”, уроженце Гродно Германе Яблокове, странствовавшем актёре, прибывшем в 1924 году на американский континент.

В разное время несколько исполнителей полагали, что  каждый из них спел песню  впервые. Попадались публикации о том, что она как будто посвящена погибшим во время погромов на Украине еврейским детям, хотя ни в одной строфе нет и каких-либо намёков на это. Есть послевоенные варианты текста с вкраплениями по-русски, неизвестно кем обработанные, с вставками, в которых говорится (не на слишком высоком литературном уровне) о “немце в гетто”, расстрелявшем “маму” героя песни. Возможно, потому один  современный исполнитель во время пения даже проецирует на экран известную фотографию нацистского фотографа-любителя, сделанную в Варшавском гетто. В учёте того, что шлягер был создан задолго до 2-й Мировой войны, сам подход, видимо, демонстрирует определённые вкусовые особенности. И уж совсем берёт оторопь, когда с ресторанного подиума при первых аккордах вступления следует бодрящее приглашение с подиума: “Евреи, что же вы не танцуете?”

Однако задача автора статьи – не покушаться на вкусы большинства людей, для которых столь дороги “Папиросы” или, наоборот, выступать их апологетом перед лицом меньшинства, которому не нравится их литературно-художественный уровень. Учитывая высочайшую популярность шлягера  “Койфт жэ папиросн”, хочется рассказать подробнее о его подоплёке.

Вскоре после 1-й Мировой войны возникли одна за другой две песни: “Дос рэдл” и “Ой, Гот, дрэй ибэр дос рэдл”,– на одну и ту же мелодию,  которую распевали бродер-зингеры за семь десятилетий до этого. Слова к ним написал не кто иной, как Нохем Штернхейм,  автор более чем популярной и в наши дни  “hобн мир а нигндл”.

В сборниках еврейских песен, как правило, материал подаётся по рубрикам, соответственно тематической направленности произведений. Зачастую и в тех случаях, когда речь идёт об авторских песнях, хотя вряд ли в момент написания песни автор задумывается над тем, что она попадёт в рубрику, скажем, рекрутских или песен о портных. Не обходится и без курьёзов, когда в разных сборниках одно и то же произведение оказывается в разных рубриках. Но когда речь идёт о фольклоре, рубрикация помогает нам проникнуть в различные сферы народной жизни в конкретные исторические эпохи.  

Если попробовать отнести каждую из двух упомянутых песен Н. Штернхейма к какой-либо рубрике, мы пришли бы к варианту антивоенных песен.

В доказательство своего решения я приведу их тексты.

Дос Рэдл

Ой, Гот, дрэй ибэр дос рэдл

          Не удержусь от замечания. Несмотря на обвинения антисемитов, воины-евреи и в царской армии, и в других армиях мира были не только смелыми, но и сметливыми солдатами. Об этом написано немало. И антимилитаристская направленность слов приведённых здесь песен говорит вовсе не о трусости, а о нежелании участвовать в кровавой бойне, затеянной вопреки интересам простых людей.

Автор этой статьи узнал “Дос Рэдл” сравнительно поздно. Кстати, с историей её возникновения можно познакомиться в сборнике “Hobn mir a Nigndl” (The Jewish Music Research Centre, The Hebrew University of Jerusalem, The Songs of the Yiddish “Troubadour” Nokhem Shternheim, edited by Gila Flam and Dov Noy).  Но с детства мне была хорошо знакома “Ой, Гот, дрэй ибэр дос рэдл”. Содержание последней сильно отличается от того, о чём поётся в первой. Если в “Дос рэдл” прежде всего звучат мотивы борьбы за социальную справедливость, неприятия жестокостей эксплуататорского строя (пожалуйста, без гвалта: никакие октябрьские перевороты не были бы возможны, если бы в царской России положение трудящихся масс оказалось более терпимым) и неприятия милитаризма на общественном уровне, то в “Ой, Гот, дрэй ибэр дос рэдл” мы обнаруживаем сугубо антимилитаристскую тему не только в её специфически еврейской интерпретации, но и, так сказать, на чисто лирическом уровне.

Для нашего исследования важно отметить, что Н. Штернхейм в каждом из обоих случаев не приписывал себе авторства музыки.

В те далёкие годы, когда в моём доме распевалась “Ой, Гот, дрэй ибэр дос рэдл”, мне не были известны ни её автор, ни ещё один  вариант на ту же мелодию.

С “Папиросами” я познакомился гораздо позже. Но какое отношение  они имеют к истории с двумя песнями Н. Штернхейма? Оказывается, самое прямое! Ибо все три песни  (включая “Папиросы”) написаны на одну и ту же мелодию! Как это бывает, по разным причинам, ни сам Г. Яблоков, ни исполнители 20 – 30 годов не сообщали никогда о происхождении музыки к песне. В более поздние годы этот вопрос уже и не мог возникнуть: с уничтожением нашей культуры любая еврейская песня стала считаться “народной”, а в Израиле – просто “идишской”.  

Хочется, чтобы мои сведения привлекли внимание современных исполнителей к личности и творчеству одного из величайших деятелей нашей культуры, Нохема Штернхейма. Буду рад, если то, что я рассказал, поможет и тем, кто поёт “Папиросн”. В частности, обращаю внимание на то, что начало рефрена в русской транслитерации звучит так: Купите, койфт жэ, койфт жэ папиросн…

В грамматическом отношении здесь “жэ” – усилительная частица, заимствованная из славянских языков (“купите же”). При слиянии звуков “т” и “ж” во втором и третьем словах слышится: “койфчэ”. Как бы то ни было, но это совсем не бессмысленное “койфчэН”.

История  трёх песен — далеко не единственная в этом роде. Другие подобные истории имеются не только у автора этих строк. Уверен, их могут рассказать и наши читатели.